Елена Фёдоровна, став директором в 2012 году, привела ее в порядок. Резиденция представляла собой небольшой дом, в котором было две комнаты для проживания — два художника могли там работать одновременно. Можно было жить и втроем, такие случаи были, но вдвоем — идеально. На первом этаже находились очень приличная по размеру мастерская, зал и кухня, а на втором — еще одна небольшая мастерская. Вопросы бытового характера были решены, мне же нужно было продумать структуру арт-резиденции, которая отвечала бы международным стандартам.

В первую очередь я занялась составлением программы на год. В начале осени объявляли open call, затем до середины октября принимали заявки и формировали расписание. Нужно было продумать, кто в какое время приедет, и учесть все пожелания. Многие хотели приехать в весенне-летний период, но в августе, например, резиденция уходила на каникулы.

Основной проблемой было, конечно же, абсолютное отсутствие финансирования: мы не могли оплатить художникам дорогу, не платили суточные, помогали только в оформлении визы. Единственное обещание, которое мы давали и выполняли — это финальная выставка по результатам арт-резиденции в конце года, каталог и бесплатное проживание. Помимо этого, мы предоставляли кураторскую поддержку и знакомили художников с представителями местной арт-сцены.

Приезжавших к нам гостей мы практически ничем не ограничивали, задавали только общую рамку исследования — Кронштадт/Петербург и просили принять участие в мастер-классе или артист-токе: такая относительная свобода всех устраивала.

Несмотря на достаточно скромные условия, мы получали порядка 70 заявок в год со всего мира — мне удалось структурировать систему приглашений. Резидентов манила загадочная Россия, царский Петербург. В какой-то момент мы обзавелись партнерами в Финляндии и Норвегии, стали частью международной программы сотрудничества стран Балтийского региона, давали рекламу на международной онлайн-платформе RESARTIST — количество заявок возросло.

Переживали, конечно. Часть из них тянулась к фортам, некоторым даже хотелось взаимодействовать с ними напрямую, например, закрасить целиком, чего мы, естественно, позволить не могли. Приходилось охлаждать пыл.

Кронштадт в то время был местом сложным, в некоторой степени даже маргинальным — не то что сейчас. Ты селишь иностранца фактически в другом городе и порой совершенно не знаешь, что с ним происходит, куда он ходит, кто с ним начинает взаимодействовать. Мы рисовали для них карту местности, очерчивая безопасные районы. В резиденции за ними присматривал наш сотрудник, художник Михаил Крест, у которого там тоже была мастерская. Он был проводником. Если ему кто-то особенно нравился, Миша показывал тайные уголки Кронштадта. Было немного спокойнее от мысли, что он всегда рядом с ними.

Художники обычно приезжали на месяц. Мы их встречали, помогали разместиться, рассказывали, какие продуктовые магазины есть поблизости, куда можно сходить. Давали им некоторое время, чтобы освоиться, а затем приезжала я, у нас была первая встреча-обсуждение: какой у них план, что нужно для проекта. Дальше я навещала резидентов примерно два раза в неделю, мы вносили необходимые коррективы.

Если проекты требовали нашей помощи в плане организации — с кем-то познакомить, сходить в музей на переговоры, получить разрешение на работу в архивах, — мы с этим помогали. На это отводилось, как правило, две недели. Затем мы вели уже разговор о сроках, обсуждали даты событий в рамках публичной программы проектов.

Поскольку у нас не было своего выставочного пространства, мы часто проводили события у коллег из Фонда «Про Арте». Произведения, созданные во время резиденции, мы, как правило, дарили Музею истории Кронштадта — своего фонда хранения у нас не было. С местным музеем отношения у нас были замечательные: мы проводили там несколько раз публичную презентацию проектов, участвовали в их мероприятиях. Однако годовую отчетную выставку мы проводили в самом центре Петербурга — в Александровском равелине Петропавловской крепости.

Работа велась, конечно же, но достаточно аккуратная. Нужно понимать, что Кронштадт в этом плане — место действительно довольно специфичное. У нас было несколько художественных проектов, вовлекающих местных жителей. Один из них сделала Анастасия Кизилова, он назывался Found project. Местные жители приходили к Анастасии и рассказывали о своих нереализованных идеях и мечтах.

Был замечательный проект «Гудок» Елизаветы Коноваловой. Местные жители были в восторге — им такое взаимодействие пришлось по душе.

Кроме того, все вернисажи наших проектов и встречи с художниками были открытыми — мы всегда размещали анонсы в газете «Кронштадтский вестник». Дружили с местными институциями — художественной школой, музеями и театром. Даже принимали участие в Дне города, организовали фестиваль, в рамках которого показывали зарубежные мультфильмы в Центральном парке. Елена Фдоровна Коловская организовывала экскурсии с выдающимися искусствоведами в Русский музей для кронштадских школьников.

‎Своей задачей мы считали деликатное перенесение современного искусства на почву, которая была для него не подготовлена.

Для нас было важно сохранить арт-резиденцию, мы всячески старались избегать конфликтов. Это в некоторой степени ограничивало нашу свободу, потому что мы отсекали проекты радикального характера. Но в приоритете всегда оставалось сохранение толерантности между художниками и местными жителями.

Да, я многих художников тепло вспоминаю. Некоторых я приглашала на другие проекты. В частности, к участию в ежегодном международном фестивале мультимедийного искусства Киберфест, который я курирую по сей день. Например, для итальянского художника Александра Шарафа (он сейчас сделал персональную выставку в рамках параллельной программы Венецианской биеннале), который делал в резиденции проект о времени, я организовала съемку в Эрмитаже в знаменитом зале с часами «Павлин». Нужно было заснять кульминационное движение часового механизма внутри самих легендарных часов, это было непросто. После резиденции он успел съездить в Мурманск и снять проект о северном сиянии, который я позже показала в Молодежном образовательном центре Государственного Эрмитажа в рамках Киберфеста-2017.

Проект «Помыслить немыслимое» Донато Пикколо из Италии я взяла на Киберфест в 2018 году. Художник включил в него графические листы, сделанные в резиденции в Кронштадте.

Художников Анастасию Кизилову и Максима Шера, резидентов Кронштадта, куратор Людмила Белова пригласила к участию в выставке «Тихие голоса», организованной Северо-Западным филиалом Государственного центра современного искусства в Петропавловской крепости в Петербурге, а в дальнейшем — в Красноярском музее современного искусства.

Это сложный вопрос. Три не смогу, пусть это будут пять проектов: Vis-a-Vis и «Собор» Аньи Марэ, «Сновидения форта» Карлы Ребелу, «Радио неизвестных» Ильи Пилипенко, «Как оно есть» Карла Ларссона и «Мечтая о фата-моргане» Тани Дыхин.

Арт-резиденция была скромной, без пафоса, без мишуры. Резиденты не были мировыми звездами — это были средние художники среднего звена, которых по всему миру достаточно много, но их работы позволяли местной публике и местным художникам увидеть, на каком уровне сейчас находится искусство в мире, увидеть некий срез процесса создания искусства.
Есть художники, которые воспринимают участие в резиденциях как возможность путешествовать и посмотреть мир: они перемещаются из одной резиденцию в другую и таким образом проводят время. За все годы существования арт-резиденции у нас таких не было. Художники приезжали с уже готовыми идеями для проектов, реализовывали их здесь, проекты раскрывали Кронштадт с разных, порой неожиданных сторон. Кто-то работал с архивами, кто-то представлял собственное прочтение места, кто-то создавал проекты с иммерсивной составляющей.

Манера, в которой создавались проекты зарубежными авторами, во многом обогатила и наших художников, позволила им перенять опыт. В Петербурге, в отличие от других городов, в том числе открытой и контактной Москвы, художественные объединения существовали автономно и жили своей жизнью — город был, да и до сих пор остается, герметичным.

Когда мы открывали open call, в условиях обязательно прописывали, что итоговый проект так или иначе должен быть связан с местным контекстом. Мне кажется, хорошо, что резиденция была не в Петербурге, а именно в здесь, в Кронштадте: в Петербурге она бы растворилась, там слишком большой разброс в темах, возможностях, слишком много соблазнов отвлечься. У нас они были в прямом и переносном смысле на острове, оставались большую часть времени наедине с собой и своей работой, это обстоятельство позволило создать некоторым из них исследовательские и по уровню вполне музейные арт-проекты, проникнутые доброжелательностью и искренней заинтересованностью в нашей жизни, истории, культуре.

За пять лет моей работы, с 2013 по 2018 год, в резиденции успели поработать 99 художников из России и 31 страны.