Интервью с Александром Ивановым
Архив на периферии: художественная автономия, социальная работа и право появляться
Беседовала Ангелина Браун
Для начала хотелось бы разобраться в терминологии и определить некоторые понятия. Что мы называем аутсайдер-артом? В чем различие между ар-брют и аутсайдер-арт? Искусство каких художников мы относим к этому направлению?
Ар-брют — это авторский метод Жана Дюбюффе. Он был художником, скульптором, музыкантом, писателем и коллекционером того, что, как ему казалось, «не тронуто» современной художественной культурой, ее ценностями и иерархиями. В середине ХХ века он собирал детские рисунки, произведения художников-самоучек, пациентов психиатрических больниц, заключенных. Собирание, наравне с живописью, музыкальными экспериментами, экспедициями и изданием небольших книг, было частью его художественной практики, которая не признавала таких оппозиций как профессиональное/непрофессиональное, повседневное/исключительное, сырое/оформленное, высокое/низкое. Его привлекали те творческие возможности и отношения, которые возникают вне институциональной культуры, на периферии, где, как мы знаем, действительно происходит всё самое интересное. Он также отрицал существование примитивного искусства.

Несколько лет назад мы переписывались с Collection de l’Art Brut в Лозанне, где хранится большая часть его «коллекции». В одном из писем сотрудники музея на вопрос об ар-брют ответили так: ар-брют — это прежде всего и только Дюбюффе.

Взгляды Дюбюффе на современную культуру как закрытую, квази-элитистскую и даже «удушающую» были близки и другим деятелям той эпохи. В модернистской архитектуре, к примеру, существовал термин бетон-брют, отсылавший к эстетике и методам использования «сырого», необработанного бетона. Этот честный, аутентичный и чуждый буржуазным изыскам материал должен был стать базисом новой материальной культуры. Как это часто бывает, brut со временем стал пониматься как brutus, а этический конструкт «архитектура для всех» в массовом сознании стал ассоциироваться с суровой эстетикой брутализма. Схожие трансформации произошли и с ар-брютом: аутентичный, направленный на критику институций, метод Дюбюффе стал синонимом понятия аутсайдер-арт и все чаще используется для прямого обозначения инаковости.

Аутсайдер-арт — это адаптированный в 1970-е и менее поэтичный перевод термина ар-брют с французского. Это вариант «попроще» для широкой аудитории, с фокусом на идентичности, а не на художественном языке.

Аутсайдер-арт — это искусство меньшинства, которое создается и концептуализируется внутри культуры большинства. Это не стиль и не эстетика, как иногда думают, но широкая и очень разнородная подборка произведений, созданных художниками, которых объединяет тот или иной социальный статус. Это все равно, что, к примеру, делить художников на экспрессионистов и художников, проживающих в однокомнатных квартирах. Смешно, но получается именно так.

Нужно понимать: оба термина — ар-брют и аутсайдер-арт — являются частью сложных дискуссий о колониальном наследии искусства, антропологии, философии и психиатрии, которые велись во второй половине ХХ века и не могут быть просто так перенесены на современные реалии. Я часто сталкиваюсь с тем, что любое произведение, созданное художником или художницей с инвалидностью, автоматически причисляют к ар-брюту или аутсайдер-арту. Это не совсем корректно.
Арт-студия «Перспективы», ПНИ № 3, Петергоф. 2018
Фото: Александр Иванов
Какой термин тогда использовать и нужно ли это вообще маркировать? Как я понимаю, если разделять понятия внутри этого термина, то мы никогда не придем к единому словарю. Как правильно говорить, даже не столько для того, чтобы сохранить рамки приличия, а, скорее, некоторый нейтралитет?
В дискуссии о словаре важен голос самого художника. Должен быть свободный выбор того, как и какими словами описывать себя и свой творческий метод. К примеру, есть художники с инвалидностью, которые занимаются disability art, исследуют вопросы неравенства и социально-сконструированных ограничений (в том числе в искусстве и культуре). А есть те, которые предпочитают работать внутри классической формальной рамки. В ходе симпозиума 2-го Кураторского форума[1] был переведен текст Аманды Кашиа «Инвалидность, кураторство и образовательный поворот: современные условия доступности в музеях» [2], в котором она рассказывает о глухом художнике Джозефе Грайджли. В 2014 году Грайджли, принимавший участие в биеннале Уитни, отказался от сотрудничества с отделом инклюзии и доступности. Он говорил, что тематизировать инвалидность не входит в круг его интересов, и он не хотел, чтобы зрители рассматривали его искусство сквозь призму его инвалидности. Для меня это яркий пример того, какими разными могут быть позиции. Важно уметь с этим работать.

Вернемся к словарю. Как правильно говорить? Невозможно найти слово, которое будет всех устраивать. Инклюзия — это не результат, а процесс. И как в любом социальном процессе в нем есть различные игроки. Они могут пользоваться разными методами, обращаться к разным языковым онтологиям.

Стратегии так называемого инклюзивного письма могут включать в себя переоценку целых словарей или реаппроприацию отдельных понятий, изобретение неологизмов или альтернативных способов словообразования. Есть повседневные, активистские или академические словари, и все они имеют свою логику.

Надо понимать, что сейчас происходит процесс переоценки исторически сложившихся вещей, в том числе благодаря самоадвокации людей с инвалидностью или деятельности благотворительных и общественных организаций. И язык это отражает. Задача не в том, чтобы говорить правильно, быть всегда корректным или соблюдать вежливый нейтралитет, а чтобы слышать другого, понимать сложность социального момента и уметь аргументировать ваш выбор понятий и языка.
[1] Симпозиум* II Кураторского форума «Образовательный разворот. Кто еще производит знания в культуре?». Кураторы — Яна Кличук, Жоана Монбарон и Алина Белишкина. Организатор — Северо-Западный филиал ГМИИ им. А. С. Пушкина. Подробнее: symposium.curatorialforum.art/about

[2] Кашиа А. Инвалидность, кураторство и образовательный поворот: современные условия доступности в музеях // Образовательный разворот. Кто еще производит знания в культуре? Сборник статей / сост.: А. Белишкина, Я. Кличук, Ж.Монбарон. СПб., 2021. С. 60.
А какой термин вы используете? Художники с особенностями? Инклюзивные практики в искусстве?
Это зависит от контекста или проекта, в котором мы участвуем. В большинстве случаев пишем просто «художники арт-студии „Перспективы“» и рассказываем о том, чем занимаемся и какие задачи перед собой ставим.

Иногда используем формулировку «художники с инвалидностью» или «художники, проживающие в ПНИ», чтобы подчеркнуть, что интернат — это место, а не то, что определяет мышление или творческий метод. Иногда не говорим об инвалидности вовсе, если проект не предполагает отсылки к жизни автора или той социальной ситуации, в которой было создано его произведение.

На лекциях или в тематических дискуссиях часто привожу пример исследовательницы Дженнифер (Эйзенхауэр) Ричардсон, которая использует формулировку artists experiencing confinement (художники, переживающие опыт заключения в стационарных учреждениях). Но это, как правило, требует дополнительной аргументации.

Здесь важно добавить, что есть модели говорения, которые могут вводить в употребление только люди из инва-сообществ. К примеру, аффирмативная модель. Она сформировалась на основе практик самоадвокации и саморепрезентации людей с инвалидностью, подчеркивает ценность, уникальность и непереводимость их опыта и базируется на чувстве собственного достоинства. Это вещи, которые, как вы понимаете, не могут быть привнесены извне или «пересказаны» от третьего лица.
Когда возникла ваша резиденция? Какие ставите перед собой цели и задачи? Реализуете ли проекты только в «Нормальном месте» в Севкабеле или есть выездные выставки?
«Перспективы» открыли свою первую художественную студию при ПНИ № 3 в Петергофе в 2001 году. Это редкий кейс сосуществования тотальной институции, НКО и творческой инициативы.

У нашей работы две основные цели. Первая — создать пространство для проживающих интерната, которое будет сопротивляться интересам медицинской бюрократии, где можно быть собой и заниматься творчеством вне терапевтической рамки. Одна из самых сложных задач — выйти за пределы постсоветского понятия реабилитации и попытаться построить деятельность на диалоге, взаимном уважении, инициативе и эксперименте. В ПНИ, где все перевернуто — жизнь людей, ценности, ощущение времени и пространства — это настоящий вызов.

Вторая цель — попытаться сделать сферу искусства в городе более открытой, поговорить об инклюзии не только как о совокупности норм физической доступности, но как об эстетической категории, способе создавать альтернативные художественные ориентиры, процессы и пространства. Это исследовательская и ценностная работа.

Одни из центральных вопросов для нас: кто решает, кто является художником, а кто нет, где проходит грань между искусством и обществом, формой и отношением. И нашими проектами мы пытаемся на них ответить.

С 2001 по 2024 годы мы провели более 60 выставок. Сотрудничаем с очень разными площадками: и с крупными институциями, и с небольшими самоорганизованными пространствами. Художники, работающие в нашей студии, выставлялась в Музее Анны Ахматовой (2005, 2017, 2018), в музее-квартире «Митьков» (2009), в гамбургской галерее Die Schlumper (2015), в Новом музее (2018), Музее уличного искусства (2017, 2018, 2019), в лофт-проекте «Этажи» (2008, 2013), в Государственном Русском музее (2020, 2021), Музее ART4 (2020), в рамках Европейской биеннале современного искусства Манифеста 10 (2014), 4-й Уральской индустриальной биеннале (Широта и долгота, 2017), Международного фестиваля медиаискусства «Киберфест» (2018, 2019, 2023) и III Международной триеннале современной графики (2021). В 2022 году работы художника Алексея Дымдымарченко приняли участие в междисциплинарной выставке Crip Ritual, организованной при Университете Торонто в Скарборо, Канада.

В 2022 году наша организация стала соучредителем инклюзивного кластера «Нормальное место». Здесь мы открыли свою первую городскую площадку — арт-резиденцию, которая включает пространство для работы художников из ПНИ, открытый архив и библиотеку.
Открытие выставки Олега Ладатко 22 211 222 211 в арт-резиденции «Перспективы» в Нормальном месте, 2023,
Фото: Наталья Рыбакина
Еще очень важный процесс — интеграция таких художников в общую историю искусств. Как кураторам работать с этой темой? Как правильно выставлять? На что обращать внимание?
Базовый принцип сформулировала кураторка Аманда Кашиа[3]: «Таким образом, кажется, что задача кураторов и художников — тянуть и толкать одновременно: обобщать, не сводя до минимума, и специализировать, не создавая гетто. Как и Гонсалес, я утверждаю, что можно использовать социальную критику, в то же самое время предлагая другие идеи для мультимодального опыта восприятия произведения искусства, который не будет сводится ни к ‘другому', ни к так называемому ‘мультикультурализму' или ‘мейнстримному императиву ассимилировать'». Я часто ее цитирую, так как точнее не скажешь.
[3] Cachia, A. «Disabling» the Museum: Curator as Infrastructural Activist // Journal of Visual Art Practice. 2013. Vol. 12. No. 3. P. 263. URL: amandacachia.com/wp-content/uploads/2013/07/JVAP_Cachia_Vol-12-Issue-3.pdf
Насколько важно отмечать, что это художник, допустим, из ПНИ?
Когда вы работаете с людьми, которые долгое время провели в закрытых учреждениях, эти вещи очень важно с ними проговаривать. Да, вам могут сказать: «Не важно, пиши, что хочешь». В ПНИ люди, в принципе, не привыкли, что у них что-то спрашивают. Но это не значит, что не нужно пытаться. Можно также вместе ездить на площадку, обсуждать варианты показа, простыми словами объяснять, как может быть воспринята выставка и так далее.
Кирилл Шмырков смотрит свои работы в арт-резиденции «Перспективы» в «Нормальном месте». 2022
Фото: Александр Иванов
Часто ли вы сталкиваетесь с мнением, что искусство художников с особенностями — это не искусство, а арт-терапия? Как вы работаете с такими людьми?
Я периодически сталкиваюсь с предубеждением, что все, что создает человек с инвалидностью обязательно должно вписываться в одну из логик — административную или терапевтическую. В интернате, к примеру, это часто доходит до абсурда. Обычное чаепитие с проживающим становится процедурой по восполнению баланса жидкости, а ваше дружеское общение — социализацией. Здесь не гуляют, а развивают опорно-двигательный аппарат, тут нельзя быть художником или художницей — любой творческий жест является частью какого-либо полезного процесса — развития мелкой моторики, сенсорики и тому подобное. Пить чай — это чайная терапия, сидеть на стуле — стульная, сделать бутерброд — трудовая. Тотальность медицинской модели инвалидности и та легкость, с которой ее принимают на веру, вводит в ступор.

Есть хорошее высказывание художника и писателя Арта Шпигельмана. Он говорит, что во любом творчестве есть терапевтический аспект, но сущность художественного процесса все же в другом, — это работа, отношение с формой, а не попытка получить избавление или облегчение, это не экзорцизм.

Иметь дело со стереотипами, особенно если они являются частью массовой культуры, или, что еще хуже, профессионального поля, всегда сложно. Как я с этим работаю? По большей части проблематизируя собственную практику, задавая вопросы самому себе, окружающему меня профессиональному сообществу. Ответы могут принимать форму дискуссий, текстов, фотографий, проектов (реализованных и воображаемых), интервенций, выставок, или же организационных решений.
Если говорить о студентах, есть ли у вас возможность пройти практику или стажировку?
Да, есть. Но пока мы думаем, как ее лучше организовать. Не хочется приглашать на практику, где человек будет просто что-то перекладывать, выполнять неинтересные, малопонятные технические задачи.

Мне очень понравилось как мы сотрудничали в этом году с Форумом: вы проводите кураторскую лабораторию, разрабатываете общую программу для студентов, а мы подключаемся там, где необходим наш опыт и знание проблематики. Получилось комфортно в плане нагрузки и эффективно по результатам: вместе мы организовали лекцию / мастер-класс «Архив на периферии: художественная автономия, социальная работа и право появляться», поработали с нашим архивом в «Нормальном месте», провели личные консультации для участников кураторской лаборатории, открыли выставку «Искусство делает доступным то, что невидимо без него» (кураторы — Настя Мартынова, Лена Красильникова) в Европейском университете, записали это интервью.
Анна Абрамова проводит медиацию по выставке «Искусство делает доступным то, что невидимо без него». 4-й Кураторский форум «Архивы. Правила порядка», Европейский университет в Санкт-Петербурге. 2023
Фото: Ольга Зубова
Сколько у вас сейчас художников в резиденции?
В студии в петергофском ПНИ и в резиденции в «Нормальном месте» с разной периодичностью работают плюс-минус 50 человек. В архиве хранятся работы около 100 художников.
А работ?
Примерно 3000 плюс произведения Алексея Сахнова. Их еще несколько сотен — это фото, видео, графика разных лет и скульптуры, так называемые дома из папье-маше.
Как вы ведете архив?
Архив начал формироваться практически с момента основания студии. В разные годы им занимались Юлия Пахомова, Ольга Конышева и, конечно, Наталья Петухова. Они создали базу — сохраняли, подписывали и фотографировали работы, вели хронологию, организовывали пространство. Позднее координатор арт-программы Оксана Башта и художница Анна Андржиевская начали более системную оцифровку, которая продолжается до сих пор.

Первое, что мы сделали, когда получили пространство в «Нормальном месте», — заказали специализированные архивные шкафы, улучшили функциональность, удобство и доступность хранения, в том числе для просмотра и изучения. А также актуализировали цифровой архив выставок с 2008 года. Он доступен в арт-резиденции по предварительному запросу.

Несмотря на то, что архивом мы занимаемся давно, первая его большая презентация состоялось только в этом году, в рамках 4-го Кураторского форума.
Монтаж выставки Вероники Вепревой «Мне снится как в снегу солнце расходится» в арт-резиденции «Перспективы» в «Нормальном месте». 2023. Фото: Александр Иванов
Каким бы вы хотели видеть ваш архив?
Хочется, чтобы он стал частью истории города. Той истории, которая невидима, и у которой пока нет образа. Я сейчас говорю о тактиках совместности и заботы девяностых-двухтысячных, которые привели к появлению нашей студии и арт-резиденции и которые, сами того не желая, пересекли границу между социальным и художественным.

Среди более приземленных планов — сделать сайт с продуманной базой данных, закончить оцифровку, проработать блок с объектами и документами, а также запустить исследовательскую/образовательную программу для студентов и профессиональных сообществ.
Разбор архива Сергея Ерёмичева в арт-резиденции «Перспективы» в «Нормальном месте». 2023
Фото: Александр Иванов
Посоветуйте, пожалуйста, несколько книг, которые помогли бы разобраться в теме.
Хрестоматия научного журнала The Garage Journal
Хрестоматия о сложности и многообразии подходов к пониманию инклюзии в современном искусстве и культуре.
Образовательный разворот. Кто еще производит знания в культуре?
Сборник статей по итогам симпозиума* 2-го Кураторского форума, организованного Северо-Западным филиалом ГМИИ им. А. С. Пушкина. В книгу вошли переводы текстов зарубежных исследователей образовательных процессов в культуре и искусстве, статьи, интервью и дискуссии в формате переписки о роли, месте и будущем образовательных практик в музейно-выставочных институциях, а также глоссарий — словарь актуальных терминов.
Общее целое
Сборник текстов о том, как люди с инвалидностью воспринимают искусство и участвуют в художественном процессе. Книга «Общее целое» подытоживает одноименную программу фонда V-A-C. В нее вошли тексты философов, педагогов и социологов: воспоминания и интервью, критические статьи и художественные работы.
Анна Суворова. Искусство аутсайдеров и авангард
Искусствовед Анна Суворова в своей книге исследует этапы включения так называемого искусства аутсайдеров в большую историю искусств.
К.Г. Богемская Искусство вне норм
Монография К. Г. Богемской подводит итог ее многолетним изысканиям в области наивного искусства ХХ века и представляет читателю наиболее яркие фигуры наивных художников и аутсайдеров как из России, так и стран Европы, Азии и Америки.
Наивное искусство и китч. Основные проблемы и особенности восприятия.
Сборник включает статьи российских и зарубежных авторов, раскрывающие основные проблемы взаимоотношений наивного искусства, китча, любительского творчества и современной художественной деятельности.
Анна Клепикова. Наверно я дурак
Этнографическое исследование, изложенное в форме документального романа. Оно построено на полевых записях, сделанных в детском доме-интернате для детей с инвалидностью и в психоневрологическом интернате для взрослых.
Дженет Фрейм. Лица в воде
Роман новозеландской писательницы Дженет Фрейм, основанный на личном опыте пребывания в психиатрическом стационаре в сороковых годах прошлого века.
  • Александр Иванов
    педагог, куратор, сотрудник петербургской благотворительной организации «Перспективы»
    Сфера профессиональных интересов — критическая и институциональная педагогика, образовательный поворот в искусстве, эстетика инклюзии, disability studies. Сотрудничал с рядом российских и международных организаций, таких как Европейская биеннале современного искусства «Манифеста 10», Музей современного искусства «Гараж», Молодежный образовательный центр Государственного Эрмитажа, Северо-Западный филиал ГМИИ им. А.С. Пушкина и другими.
  • «Перспективы»
    партнёрство благотворительных организаций, с 1996 года работающих ради улучшения жизни детей и взрослых с тяжелой инвалидностью
    «Перспективы» поддерживают детей с ТМНР в четвертом корпусе Детского дома-интерната № 4, семьи, в которых растут такие дети, организуют занятость и сопровождение людям старше 18 лет в Психоневрологическом интернате № 3 в Петергофе, а также развивают программы сопровождаемого проживания.

    perspektivy.ru
  • Арт-студия петербургской благотворительной организации «Перспективы»
    творческое пространство, основанное в 2001 году при психоневрологическом интернате № 3 в Старом Петергофе
    Ее архив насчитывает более 3 тысяч единиц хранения. Обширное собрание объектов, документов и произведений отражает историю одного из самых старых социально-художественных проектов современной России, а также его основную цель — выйти за пределы постсоветского понятия реабилитации и построить деятельность на ценностях диалога, знания и инклюзивного арт-образования. В 2022 году «Перспективы» стали соучредителем инклюзивного кластера «Нормальное место» в Севкабель Порту. Здесь мы открыли свою первую городскую площадку — арт-резиденцию. Она включает в себя пространство для арт-сессий, открытый архив и библиотеку.